Первый вариант сказки

Жил барин именитый, у него был крестьянин Каныга, по прозвищу Лыга; сам барин так его прозвал за то, что дюже много облыгал. Вот посылает барин:

- Призовите, — говорит, — ко мне Каныгу-Лыгу.

Лыга пришел.

- Ну что, Каныга! — говорит барин. — Сказывают, ты дюже фастаешься, что ты хитер на разные этакие проворные дела. Уведешь ли ты крестьянских лошадей?

- Уведу.

- Врешь! Я вот пошлю семьдесят пять подвод с просом на мельницу; ежели ты уведешь, так дам тебе, — говорит, — тысячу рублев.

- Ладно, барин, только дайте задатку.

- Изволь!

Вынул трехрублевую и отдал.

Вот отправил барин семьдесят пять возов с просом на мельницу; мужики поехали через бор. А Лыга-то впереди их поспел да в бору поперек дороги на лежнях будто повесился. Один мужик подходит:

- О, — говорит, — да это Лыга! Что ты тут делаешь?

Он молчит. Вот тот возьмет — хлопнет его кнутом, другой возьмет — хлопнет, он все молчит, как мертвый какой! Поехали дальше, а Лыга-то рысью успел вперед взять, да на дороге опять и повесился. Как мужики-то подъехали, один и говорит:

- Ба! Да это никак Лыга?

А другой говорит:

- Нет, не он! Лыга там позади остался.

- А давай об заклад, что он.

- Давай!

Вот ударились об заклад.

- Ну, — говорят, — пойдем взад — посмотрим; мы еще недалече отъехали.

Пошли двое, а за ними и все побегли. Лыга, увидавши, что мужиков нет, а подводы тут, взял отвязался и погнал подводы ближнею дорогою к себе на двор. Мужики приходят: нет ни возов, ни лошадей. Послали своего старосту доложить барину, что так и так: все подводы пропали.

- Эх, — говорит барин, — верно это Лыга, сучий сын, проказит! Ступай к нему да возьми все назад.

Староста пришел к Лыге:

- Что, у тебя подводы с просом?

- У меня.

- Барин велел назад взять.

- Пускай-ка наперед тысячу рублев пришлет!

Второй вариант сказки

Жил-был старик со старухою; у них был сын, по имени Иван. Кормили они его, пока большой вырос, а потом и говорят:

- Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче корми ты нас до самой смерти. Отвечал им Иван:

- Когда кормили меня до возраста лет, то кормите до уса.

Выкормили его до уса и говорят:

- Ну, сынок, мы кормили тебя до уса, теперь ты корми нас до самой смерти.

- Эх, батюшка, и ты, матушка, - отвечает сын, - когда кормили меня до уса, то кормите и до бороды.

Нечего делать, кормили-поили его старики до бороды, а после и говорят:

- Ну, сынок, мы кормили тебя до бороды, нынче ты нас корми до самой смерти.

- А коли кормили до бороды, так кормите и до старости!

Тут старик не выдержал, пошел к барину бить челом на сына.

Призывает господин Ивана:

- Что ж ты, дармоед, отца с матерью не кормишь?

- Да чем кормить-то? Разве воровать прикажете? Работать я не учился, а теперь и учиться поздно.

- А по мне как знаешь, - говорит ему барин, - хоть воровством, да корми отца с матерью, чтоб на тебя жалоб не было!

Тем временем доложили барину, что баня готова, и пошел он париться; а дело-то шло к вечеру. Вымылся барин, воротился назад и стал спрашивать:

- Эй, кто там есть? Подать босовики! А Иван тут как тут, стащил ему сапоги с ног, подал босовики; сапоги тотчас под мышку и унес домой.

- На, батюшка, - говорит отцу, - снимай свои лапти, обувай господские сапоги.

Наутро хватился барин - нет сапогов; послал за Иваном:

- Ты унес мои сапоги?

- Знать не знаю, ведать не ведаю, а дело мое!

- Ах ты, плут, мошенник! Как же ты смел воровать?

- Да разве ты, барин, не сам сказал: хоть воровством, да корми отца с матерью? Я твоего господского приказу не хотел ослушаться.

- Коли так, - говорит барин , - вот тебе мой приказ: украдь у меня черного быка из-под плуга; уворуешь - дам тебе сто рублей, не уворуешь - влеплю сто плетей.

- Слушаю-с! - отвечает Иван.

Тотчас бросился он на деревню, стащил где-то петуха, ощипал ему перья - и скорей па пашню; подполз к крайней борозде, приподнял глыбу земли, подложил под нее петуха, а сам за кусты спрятался.

Стали плугатари вести новую борозду, зацепили ту глыбу земли и своротили на сторону; ощипанный петух • выскочил и что сил было побежал по кочкам, по рытвинам.

- Что за чудо из земли выкопали! - закричали плугатари и пустились вдогонку за петухом.

Иван увидал, что они побежали как угорелые, бросился сейчас к плугу, отрубил у одного быка хвост да воткнул другому в рот, а третьего отпряг и увел домой.

Плугатари гонялись, гонялись за петухом, так и не поймали, воротились назад: черного быка нет, а пестрый без хвоста.

- Ну, братцы, пока мы за чудом бегали, бык быка съел; черного-то совсем сожрал, а пестрому хвост откусил! Пошли к барину с повинною головою:

- Помилуй, отец, бык быка съел.

- Ах вы, дурачье безмозглое, - закричал на них барин, - ну где это видано, где это слыхано, чтоб бык да быка съел? Позвать ко мае Ивана!

Позвали.

- Ты быка украл?

- Я, барин.

- Куда ж ты девал его?

- Зарезал; кожу на базар снес, а мясом стану отца да мать кормить.

- Молодец, - говорит барин, - вот тебе сто рублей. Но украдь же теперь моего любимого жеребца, что стоит за тремя дверями, за шестью замками; уведешь - плачу двести рублей, не уведешь - влеплю двести плетей!

- Изволь, барин, украду.

Вечером поздно забрался Иван в барский дом; входит в переднюю - нет ни души, смотрит - висит на вешалке господская одежа; взял барскую шинель да фуражку, надел па себя, выскочил на крыльцо и закричал громко кучерам и конюхам:

- Эй, ребята! Оседлать поскорей моего любимого жеребца да подать к крыльцу.

Кучера и конюхи признали его за барина, побежали в конюшню, отперли шесть замков, отворили трое дверей, вмиг все дело исправили и подвели к крыльцу оседланного жеребца. Вор сел на пего верхом, ударил хлыстиком- только и видели!

На другой день спрашивает барин:

- Ну, что мой любимый жеребец? А он еще с вечера выкраден. Пришлось посылать за Иваном.

- Ты украл жеребца?

- Я, барин.

- Где ж он?

- Купцам продал.

- Счастлив твой бог, что я сам украсть велел! Возьми свод двести рублей. Ну, украдь же теперь керженского наставника.

- А что, барин, за труды положишь?

- Хочешь триста рублей?

- Изволь, украду!

- А если не украдешь?

- Твоя воля; делай, что сам знаешь. Призвал барин наставника.

- Берегись, - говорит - стой на молитве всю ночь, спать не моги! Ванька-вор на тебя похваляется.

Перепугался старец, не до сна ему, сидит в келье да молитву твердит.

В самую полночь пришел Иван-вор с рогозиным кошелем и стучится в окно.

- Кто ты, человече?

- Ангел с небеси, послан за тобою унести живого в рай; полезай в кошель.

Наставник сдуру и влез в кошель; вор завязал его, поднял на спину и понес па колокольню. Тащил, тащил.

- Скоро ли? - спрашивает наставник.

- А вот увидишь! Сначала дорога хоть долга, да гладка, а под конец коротка, да колотлива.

Втащил его наверх и спустил вниз по лестнице; больно пришлось наставнику, пересчитал все ступеньки!

- Ох, -говорит, -правду сказывал ангел: передняя дорога хоть долга, да гладка, а последняя коротка, да колотлива ! И на том свете такой беды не знавал!

- Терпи, спасен будешь! - отвечал Иван, поднял кошель и повесил у ворот на ограду, положил подле два березовых прута толщиною в палец и написал на воротах:

“Кто мимо пройдет да не ударит по кошелю три раза - да будет анафема проклят!”

Вот всякий, кто ни проходит мимо, - непременно стегнет три раза.

Идет барин:

- Что за кошель висит?

Приказал снять его и развязать. Развязали, а оттуда лезет керженский наставник.

- Ты как сюда попал? Ведь говорил тебе: берегись, так нет! Не жалко мне, что тебя прутьями били, а жалко мне, что из-за тебя триста рублей даром пропали!