- Веселитесь, дорогие гости,- приговаривает царь Горох,- да меня, старика, лихом не поминайте. Кабы не мое толстое брюхо, так я бы показал вам, как надо веселиться. Устарел я немного, чтобы удаль свою показывать. Вот, спросите царицу Луковну, какой я был молодец. Бывало, никто лучше меня на коне не проедет. А из лука как стрелял - раз как пустил стрелу в медведя и прямо в левый глаз попал, а она в правую заднюю ногу вышла.

Царица Луковна вовремя дернула за рукав расхваставшегося мужа, и царь Горох прибавил:

- То бишь это не медведь был, а заяц.

Тут царица Луковна дернула его опять за рукав, и царь Горох еще раз поправился:

- То бишь и не заяц, а утка, и попал я ей не в глаз, а прямо-прямо в хвост. Так, Луковна?

- Так, так, царь Горох,- говорит царица.- Вот какой был удалый.

Расхвастались и другие витязи и богатыри, кто как умел. А больше всех расхвастался царь Пантелей.

- Когда я был молодой - теперь мне борода мешает,- так я одною стрелою убил оленя, ястреба и щуку,- рассказывал старик, поглаживая бороду.- Дело прошлое, теперь можно и похвастаться.

Пришлось царице Луковне дернуть за рукав и брата Пантелея, потому как очень уж он начал хвастаться. Смутился царь Пантелей, заикаться стал:

- Да я. Я прежде вот как легок был на ногу: побегу и зайца за хвост поймаю. Вот хоть царя Гороха спросите.

- Врешь ты все, Пантелей,- отвечает царь Горох.- Очень уж любишь похвастать. Да. И прежде хвастал всегда, и теперь хвастаешь. Вот со мною действительно был один случай. Да. Я верхом на волке целую ночь ездил. Ухватился за уши и сижу. Это все знают. Так, Луковна? Ведь ты помнишь?

- Да будет вам, горе-богатыри! - уговаривала расходившихся стариков царица.- Мало ли что было. Не все же рассказывать. Пожалуй, и не поверят еще. Может быть, и со мною какие случаи бывали, а я молчу. Поезжайте-ка лучше на охоту.

Загремели медные трубы, и царская охота выступила со стоянки. Царь Горох и царь Пантелей не могли ехать верхом и тащились за охотниками в колымагах.

- Как я прежде верхом ездил! - со вздохом говорил царь Горох.

- И я тоже,- говорил царь Пантелей.

- Лучше меня никто не умел проехать.

- И я тоже.

- Ну, уж это ты хвастаешь, Пантелей!

- И не думал. Спроси кого угодно.

- И все-таки хвастаешь. Ну, сознайся, Пантелеюшка: прихвастнул малым делом?

Царь Пантелей оглянулся и шепотом спросил:

- А ты, Горохушко?

Царь Горох тоже оглянулся и тоже ответил шепотом:

- Чуть-чуть прибавил, Пантелеюшка. Так, на воробьиный нос.

- И велик же, должно быть, твой воробей!

Царь Горох чуть-чуть не рассердился, но вовремя вспомнил, что нужно быть добрым, и расцеловал Пантелея.

- Какие мы с тобой богатыри, Пантелеюшка! Даже всем это удивительно! Куда им, молодым-то, до нас.

Босоножка пасла своих гусей и видела, как тешится царь Горох своею охотой. Слышала она веселые звуки охотничьих рогов, лай собак и веселые окрики могучих богатырей, так красиво скакавших на своих дорогих аргамаках. Видела Босоножка, как царские сокольничьи бросали своих соколов на разную болотную птицу, поднимавшуюся с озера или с реки, на которой она пасла своих гусей. Взлетит сокол кверху и камнем падет на какую-нибудь несчастную утку, только перышки посыплются. А тут отделился один витязь от царской охоты и несется прямо на нее. Перепугалась Босоножка, что его сокол перебьет ее гусей, и загородила ему дорогу.

- Витязь, не тронь моих гусей! - смело крикнула она и даже замахнулась хворостиной.

Остановился витязь с удивлением, а Босоножка узнала в нем того самого, который понравился ей больше всех.

- Да ты кто такая будешь? - спросил он.

- Я царская дочь.

Засмеялся витязь, оглядывая оборванную Босоножку с ног до головы. Ни дать ни взять настоящая царская дочь. А главное, смела и даже хворостиной на него замахнулась.

- Вот что, царская дочь, дай-ка мне напиться воды,- сказал он.- Разжарился я очень, а слезать с коня неохота.

Пошла Босоножка к реке, зачерпнула воды в деревянный ковш и подала витязю. Тот выпил, вытер усы и говорит:

- Спасибо, красавица. Много я на свете видывал, а такую царскую дочь вижу в первый раз.

Вернулся богатырь на царскую ставку и рассказывает всем о чуде, на которое наехал. Смеются все витязи и могучие богатыри, а у царицы Луковны душа в пятки ушла. Чего она боялась, то и случилось.

- Приведите ее сюда - и посмотрим,- говорит подгулявший царь Пантелей.- Даже очень любопытно. Потешимся досыта.

- И что вам за охота на уродину смотреть? - вступилась было царица Луковна.

- А зачем она себя царскою дочерью величает?

Послали сейчас же послов за Босоножкой и привели перед царский шатер. Царь Горох так и покатился со смеху, как увидал ее. И горбатая, и хромая, и вся в заплатках.

- Точно где-то я тебя, умница, видел? - спрашивает он, разглаживая бороду.- Чья ты дочь?

Босоножка смело посмотрела ему в глаза и отвечает:

- Твоя, царь Горох.

Все так и ахнули, и царь Пантелей чуть не задохнулся от смеху. Ах, какая смешная Босоножка и как осрамила Царя Гороха!

- Это я знаю,- нашелся царь Горох.- Все мои подданные - мои дети.

- Нет, я твоя родная дочь Горошинка,- смело ответила Босоножка.

Тут уж не стерпела красавица Кутафья, выскочила и хотела вытолкать Босоножку в шею. Царь Горох тоже хотел рассердиться, но вовремя вспомнил, что он добрый царь, и только расхохотался. И все стали смеяться над Босоножкой, а Кутафья так и подступает к ней с кулаками. Все замерли, ожидая, что будет, как вдруг выступил из толпы витязь Красик. Молод и горд был Красик, и стало ему стыдно, что это он подвел бедную девушку, выставил ее на общую потеху, да и обидно притом, что здоровые люди смеются и потешаются над уродцем. Выступил витязь Красик и проговорил:

- Цари, короли, витязи и славные богатыри, дайте слово вымолвить. Девушка не виновата, что она такою родилась, а ведь она такой же человек, как и мы. Это я ее привел на общее посмешище и женюсь на ней.

Подошел витязь Красик к Босоножке, обнял ее и крепко поцеловал.

Тут у всех на глазах случилось великое чудо: Босоножка превратилась в девушку неописанной красоты.

- Да, это моя дочь! - крикнул царь Горох.- Она самая!

Спало колдовство с Босоножки, потому что полюбил ее первый богатырь, полюбил такою, какою она была.

Я там был, мед-пиво пил, по усам текло - в рот не попало.